– Ну и что? К нам в кафе тоже такие же девицы приходят, надо же им как-то деньги зарабатывать…
– И как же?
– Понятное дело как… У нас для этого даже специальные кабинеты имеются, за кухней… А врач в нашей больнице так вообще на окладе – следит за девочками, чтобы никого не заразили… Но у нас их всего две, а так кто только не приходит, здесь такого насмотришься, не знаешь, куда бежать… Вот деньги накопим и в городе квартиру купим. Если не пристрелят или не прирежут раньше. Водка – она до чего угодно доведет…
– Катя, я бы на вашем месте уже давно отсюда уехала. Судя по тому, что вы мне рассказали, вам здесь вообще опасно оставаться.
– А куда ехать-то? У меня муж…
– А что же он вас за стойку бара поставил, неужели нельзя было остаться дома? Или средства не позволяют? – хмыкнула Юля.
– Он говорит так: зернышко к зернышку…
– Скотина он у вас… Вы уж извините…
Разговор происходил в тесном коридорчике перед дверью туалета.
– Там точно занято? – спросила Юля, чувствуя, что еще немного, и она начнет вспоминать все услышанные ею когда-то матерные слова и выражения. Ей было противно находиться уже не только в кафе, но и вообще в Поливановке… Какая-то черная дыра… И здесь еще живут люди… Вот Катя, например. Красивая, молодая и даже умная. Она все понимает, но сделать ничего не может.
– Занято, – вздохнув, ответила Катя и, опершись о стену, встала, скрестив руки под грудью. – Сейчас выйдут…
И точно, не успела она договорить, как за дверью послышался звук отпираемого засова, где-то в глубине скрипнула одна дверь, потом еще одна, затем распахнулась последняя, и показался черноволосый худощавый мужчина… Закатив глаза, он вел за руку растрепанную девушку в белом полурасстегнутом халатике…
– Салют, Кать… – девушка пьяно улыбнулась и, спотыкаясь, поплелась за мужчиной. Размазанная по лицу губная помада, разодранные колготки, бессмысленный взгляд…
– Это наша посудомойщица Валентина… – громко, в голос, вздохнула Катя и пригласила Юлю в туалет – помыть руки. – Вот мыло, а это горячая вода…
Юля заметила в выложенном голубым кафелем помещении, действительно похожем на просторную душевую, кушетку, какие бывают в поликлиниках. На вытертой поверхности ее влажно блестела размазанная кровь…
– Катя, послушай меня… Когда-нибудь, когда твоего мужа не будет рядом, с тобой поступят точно так же, как только что с Валентиной… Поговори с мужем, объясни, что ты не должна работать в кафе… Тем более что никакое это теперь не кафе, а так… бордель какой-то… Тебя сначала изнасилуют, а потом убьют. Вот тебе на всякий случай мой телефон, позвони, когда будешь в городе… Я тебе помогу и с работой, и с жильем… Я не обманываю тебя. Просто мне жалко твоего будущего ребенка, да и тебя тоже. Я, конечно, не миллионерша, но в состоянии помочь… У меня есть знакомства, связи…
Произнося все это, Юля понимала, что ее слова пока еще не доходят до сознания Кати, но она свою миссию выполнила – вручила ей визитку.
В город Юля возвращалась, нарушая все Правила дорожного движения, – на огромной скорости, вспарывая туман желтым светом фар и прорываясь сквозь вязкую пелену и сотни тусклых автомобильных огней вперед, быстрее, к Наде, в чистый и уютный офис, где через стенку от приемной есть чудесная ванная комната с горячим душем, душистым мылом и даже халатами… И все это – идея Крымова. Он предупреждал, что в их работе случается всякое, а потому в агентстве должны быть созданы все условия для нормального существования, начиная с горячей воды и кончая горячей едой.
Уже стоя под душем и намыливаясь, Юля прониклась вдруг к Жене Крымову самыми нежными чувствами и даже простила ему Полину…
– Господи, Надюха, как же мне мало надо для полного счастья… – сказала она, выходя из ванной комнаты и кутаясь в длинный махровый халат.
– Такое впечатление, словно ты только что вернулась с городской помойки, где пыталась отыскать какую-нибудь особо важную улику… Что с тобой? У тебя проблемы? Что за патологическая тяга к чистоте? Тебя что, уже успели облить грязью? – Надя стояла на пороге приемной и смотрела на прислонившуюся к стене коридора ослабевшую от горячей воды Юлю.
Но Юля не успела ответить. В это мгновение в окне, в свете уличного фонаря, промелькнула чья-то тень, раздался грохот рухнувшего оконного стекла, затем несколько выстрелов, и Юля упала, инстинктивно прижимаясь к полу… Последнее, что она увидела, это быстро расплывающуюся на паркете лужицу ярко-красной, необычного, красивого оттенка крови…
Чайкин бинтовал ей плечо и говорил о том, как полезно для крови есть гранаты или пить красное вино.
– Ты бы еще посоветовал ей пить кровь новорожденных младенцев… – всхлипывая и шмыгая носом, говорила потрясенная всем происшедшим Надя. – Юлечка, какая же ты бледненькая… Господи, как хорошо, что они промахнулись…
– Щукина, не ной… – слабым голосом произнесла Юля, морщась от боли, потому что Чайкин в это время как раз надавил натянутым бинтом на рану. – И так тошно… Зато теперь я точно знаю, что мы на верном пути… И разным там Корниловым, Сазоновым и Сырцовым пусть будет стыдно…
– Может быть, добавишь, что если бы тебя пристрелили насмерть, то было бы еще лучше – это означало бы, что ты уже держала убийцу за руку…
– Но так оно и есть… Считай, что я покойница… Вот бы ко всему этому узнать – кто в меня стрелял?
– Тот, – говорил, сосредоточенно бинтуя, Чайкин, – кто видел, как ты подъехала сюда… Окно-то – вот оно, все, что происходит в коридоре, отлично просматривается… Я вообще не понимаю, как это вас до сих пор не перестреляли…