Крылья страха - Страница 89

– Думаю, что по этому же. Но я повторяю – Полины в театре нет.

– Скажите, сколько спектаклей в вашем репертуаре на сегодняшний день?

– Двенадцать.

– А в каких занята Полина Пескова?

– Уже ни в одном.

– Как это?

– Она ушла на другую работу. У нее открылся талант администратора, и она покинула сцену. Совершенно безболезненно, кстати.

– Она что же, подалась в билетеры?

– Нет, она возглавила Фонд поддержки театральных деятелей. Идея бредовая, я согласен, но зато в театре появились хотя бы какие-то деньги. Мы даже успели отремонтировать крышу и купить кое-что из сантехники. Кроме того, Полина нашла нам спонсоров для организации гастролей во Франции и Швейцарии…

– Но почему вы говорите об этом с какой-то совершенно непонятной мне иронией?

– Да потому что Полина сошла с ума! Она ушла со сцены, вы понимаете, что это такое для театра, для меня, для нее самой?! Согласен, она вздорная женщина, капризная, самолюбивая, самодурка… Боже, да как я только не обзывал ее в этих стенах! Но она мне ответила очень просто: надоело. Ей надоело, видите ли, играть на провинциальной сцене…

– Ей предложили роль в Москве?

– Москва ее тоже не интересует.

– И чего же ей захотелось?

– Не знаю… Должно быть, ей захотелось сразу всего: построить свой театр, стать там и режиссером, и ведущей актрисой… Но потом ей в голову пришла еще более идиотская мысль – поставить фильм! Знаете, что она выдала мне? «Я, – говорит, – Саша, задыхаюсь…»

– Скажите, откуда у нее деньги?

– Так она же была любовницей Садовникова… Об этом все знали. А теперь ее обвиняют в том, что она его убила. Она не дура, чтобы убивать человека, который был в ее жизни всем. Мне даже кажется, что она любила его. Хотя эта женщина любить не умеет, можете мне поверить.

– Она была… извините… Она считается талантливой актрисой?

– Безусловно. Но на сцене она всегда путала слова, импровизировала, допускала какие-то вольности. Непонятное существо! Непредсказуемое!

– У нее в театре были друзья?

– Вот, – он хлопнул себя кулаком в грудь. – Я ее единственный друг. Остальным она объявила войну. Всем. Без исключения.

– Но почему?

– Такой характер. Вы не найдете в театре ни одного человека, которому бы она не наговорила гадостей.

– Я не понимаю…

– А ее никто не понимает. Она – кошка, которая живет сама по себе…

– И вы ее терпели?

– Сначала она была ведущей актрисой, на которую ходила публика, а потом, когда ушла со сцены, стала приносить театру реальные деньги.

– Надеюсь, что она была знакома с основами бухгалтерии?

– Не то слово! Полина – талантливейший человек во всем, чего ни коснись… И вся документация у нее в полном порядке. Я вот сейчас разговариваю с вами, а у самого душа болит: ну куда она делась на этот раз? Что еще натворила? Чего учудила?

– Скажите, вам знакома пьеса Данстона «Кто эта Сильвия?»?

– Разумеется, я же ее и ставил на нашем радио…

– Полина там задействована?

– Нет, хотя она и учила роль… Думаю, что она просто разочаровалась в самой пьесе… Ее, видите ли, не устраивало, что ей пришлось бы играть таракана… Но это радиопьеса, причем довольно оригинальная… И в этом – вся Полина!

– У нее было много мужчин…

– Да вы не стесняйтесь… Об этом знают все, поскольку Полина никогда не скрывала своих романов и даже бравировала количеством любовников.

– Скажите, а чего она боялась больше всего на свете? Вот видите, я снова сбиваюсь и говорю о ней в прошедшем времени… Извините…

– Полина больше всего на свете боится старости, болезней, смерти… Впрочем, как все женщины. Просто у нее все это выражается в более гипертрофированной форме… Ах да… еще она страшно боится отсутствия денег.

– А кто ее родители?

– Да бог ее знает… Она ни разу о них не упомянула.

– А вы знаете… Крымова?

– Нет, признаться, не знаю…

– Фамилия Сырцов… о чем-нибудь говорит вам?

– Говорит. Она в основном ассоциируется у меня с прокурором области. Это имеет какое-то отношение к Полине?

– Вот об этом-то я как раз и собиралась вас спросить…

– Не думаю… Она терпеть не может ни милицию, ни прокуратуру. Понимаете, Полина – бабочка. Она не живет, а порхает. Но порхает целенаправленно и очень бережет свои роскошные крылышки. Я смертельно скучаю без нее. Я люблю ее, а она смеется надо мной. Вот я вам все и рассказал. Вы, может, не заметили, но я выпил немного коньяку и потому такой возбужденный. Женщина, которая была здесь, сейчас играет роли, которые отводились для Полины. Она тоже молода, красива, но ее красота слишком холодна. Вы понимаете меня?

Иорданиди был типичнейшим представителем богемы. Он был приторным до безобразия и словно пропитан ромом и нашпигован миндалем и изюмом. Таких людей нужно либо воспринимать в комплексе, как, скажем, Альбину, либо не воспринимать вообще. Он был талантлив, самолюбив, влюблен и, одновременно чувствуя на себе власть огненно-рыжего дьявола в лице Полины Песковой, мечтал, возможно, о ее смерти.

Выйдя из театра, Юля вдруг поняла, что все то время, что она провела в кабинете Иорданиди, в ее ушах звучал голос самой Полины Песковой, которая свое жизненное кредо выразила в следующих словах: «Я в последнее время предпочитаю играть роли в ЖИЗНИ, а не в театре».

«По-моему, очень убедительно».

Юля хотела было уже сесть в машину, но передумала, поискала глазами таксофон и решила позвонить Сырцову. Как-никак, именно его телефон был записан на том самом листке с отрывком пьесы, роль из которой пыталась выучить Полина. Значит, Полина собиралась позвонить Сырцову. Но вот зачем?