– Ну что ты там выкопала?
– Я хотела убедиться в том, что здесь нет апельсиновой кожуры. Ведь Лора перед тем, как поужинать с мужем, ела апельсины. А раз в квартире нет кожуры, следовательно, она угостилась ими где-то в другом месте, вот бы узнать, где именно… Игорь, не томи, ты молчал всю дорогу в машине, молчишь и сейчас. Давай сделаем так: будем заниматься делом и одновременно разговаривать. Мне здесь страшновато. Особенно когда посмотрю на дверь спальни.
– Ну ладно, уговорила. – Шубин открыл секретер в гостиной и принялся рассматривать альбом с фотографиями. Юля в это время обследовала шкатулку, в которой, судя по всему, раньше хранились драгоценности Лоры, а сейчас там лежали только серебряная цепочка и янтарная брошь. – Значит, так. О Сотникове. Парень явно что-то знает. Я определил это по тому, насколько спокойным он выглядел, когда я говорил ему о возможной смерти Риты и о том, насколько важной может оказаться информация, которую он от нас скрывает. Надо отдать ему должное – он не растерялся и тут же ответил мне, что я говорю это нарочно, чтобы испугать его, но в принципе просто теряю с ним время, потому что Риту нужно искать не здесь и не через него, а пытаться найти того человека, вместе с которым она могла уйти. Он действительно похож на маленького мужчину: спокойный, рассудительный, немногословный и уж никак не трус. Я старался вызвать его на откровенный разговор, спросил, пытался ли он как-то сблизиться с Ритой, но он посмотрел на меня так, что мне оставалось только сменить тему.
– А почему ты решил, что он что-то знает?
– Не то чтобы решил, просто чувствую. Понимаешь, иногда в его взгляде читалась ирония.
– Значит, с Сотниковым все?
– Нет, не все, потому что я решил проследить за ним завтра после школы. Понимаешь, вчера я не успел как следует поговорить с его мамой, которая, как мне показалось, тоже собиралась мне что-то рассказать, но к ним неожиданно приехали какие-то родственники, причем издалека, и я понял, что разговор в этот вечер явно не получится.
– И ты поехал в поликлинику?
– Нет. Я позвонил Арсиньевичу и попросил сообщить мне фамилию и координаты врача, который был дружен с Садовниковыми и лечил Лору и Сережу. Неужели ты думаешь, что их лечил участковый врач?
– Ты прав. Подожди, что это здесь у тебя? – Юля, которая в эту минуту проходила мимо Шубина, остановилась и заглянула ему через плечо. – Это Лора?
Альбом был раскрыт где-то в самом конце, и с фотографий на Игоря и Юлю смотрела, улыбаясь, залитая солнечным светом Лора. Она стояла на зеленой лужайке в розовом сарафане и казалась самой счастливой женщиной на свете.
– Смотри, розовый сарафан. Он так похож на тот, который был на девушке, вытиравшей в то утро ноги о траву.
– Слушай, ты гений, – вдруг зашептал Шубин, напрягая высокий лоб и потирая его указательным пальцем. – А что, если ты видела возле дома Лору?
– А кто же тогда лежал с пробитой головой рядом с Сергеем?
– Не знаю, какая-нибудь другая женщина. Та самая, которая наплела тебе про вторую жизнь.
– Игорек, у тебя, случаем, не температура?
– Да я шучу, чтобы просто немного взбодрить тебя. Ты что-то стала такая бледная.
– Станешь тут… – Юля вздохнула и взяла альбом в руки. – Но это точно тот самый сарафан. Подожди, давай-ка посмотрим, что написано на обороте снимка. – Она достала фотографию и перевернула ее. «Городской парк. Август 1997 г.»
– Значит, этот снимок сделан чуть больше месяца тому назад.
– Ты хочешь сказать, – подхватила его мысль Юля, – что сарафан должен быть где-то в квартире? Но я осмотрела весь гардероб Лоры. Сарафана нет. Постой…
Она вернулась в спальню, где ей все еще мерещились распростертые на постели тела Лоры и Сергея, и, стараясь не смотреть в сторону кровати, на которой до сих пор лежали подушки с залитыми кровью наволочками, подошла к шкафу и вновь открыла его. Так и есть. Она не ошиблась. На планке, на которой висели галстуки и ремни, она увидела розовый поясок. Того же самого оттенка, что и сарафан, который был на девице с коккер-спаниелем и на Лоре, когда она фотографировалась в городском парке.
Юля пришла с ним в гостиную. Показала Шубину.
– Вот это класс! – Шубин даже всплеснул руками. – Слушай, это уже кое-что. А что, если любовница Садовникова, которую чуть не накрыла Лора, неожиданно возвратившаяся домой, услышав звон ключей или что-нибудь в этом роде, надела на себя первое, что попалось ей под руку, то есть сарафан Лоры?
– Но тогда напрашивается вопрос: а в чем же она пришла и что не смогла надеть так быстро?
– Какую-нибудь сложную штуку. Хитрое вечернее платье.
– Может быть. Но существует еще одно объяснение, почему она не смогла надеть СВОЮ одежду. – Шубин даже раскраснелся от волнения. – Ее одежда могла быть слишком грязной или… мокрой! Но в тот день, кажется, не было дождя, значит…
– Я поняла тебя. – И Юля почти бегом бросилась в ванную, чтобы заглянуть в стиральную машину. Но на полпути остановилась и усмехнулась, покрутив многозначительно пальцем у своего виска: – Стиральная машина. Ха-ха-ха! Она не могла положить свое мокрое или грязное платье в стиральную машину в квартире Садовниковых. Она могла его быстренько постирать и вывесить сушиться на балкон. Или же сунуть в мусорное ведро, а из квартиры выйти в джинсах Сергея или одежде, принадлежащей Лоре. В зависимости от того, насколько было испорчено ее собственное платье.
– Значит, надо посмотреть на балконе… – предложил Шубин и открыл балконную дверь. В душную, пропитанную запахом крови и сигаретного дыма комнату ворвался свежий ночной воздух.