Крылья страха - Страница 126


К оглавлению

126

– И вы подпилили ей стремянку? После чего она упала на живот и лишилась ребенка?

– Совершенно верно. А ты, оказывается, не так глупа, как мне показалось сначала… Тогда, быть может, мы будем вести этот рассказ вдвоем?

Она подумала о том, что никто во всем городе не знает, где она. Да и она сама не знает этого. Гараж – не гараж… Стройка – не стройка. Страх парализовал Юлю. Она чувствовала, что от волнения у нее пересохло в горле, а по вискам заструился холодный пот. Она засунула руки в карманы пальто, чтобы найти там носовой платок или – вдруг! – сотовый телефон. Но достала лишь два носовых платка. Она машинально приподняла один из них и вдруг поняла, что у нее в руках два СОВЕРШЕННО ОДИНАКОВЫХ носовых платка. Но откуда два? «Пора возвращаться к этому маленькому монстру… Осторожнее, ты уронила свой платок…» – услышала она голос Крымова, когда тот поднял якобы ее носовой платок в квартире Соболева. Чей это платок? Вали Кротовой? Значит, у нее был точно такой же. Но откуда в этой семье быть такому дорогому платку?

– Да, она лишилась ребенка…

– Девочку звали Лора Казарина, – прошептала Юля, сжимаясь от страха. – И это не игра…

– Это игра в игре. – Голос Павла Андреевича был сочный, уверенный. Он-то знал, что Юля никогда не выберется отсюда…

– Правильно. Твой Шубин никогда не найдет в адресном столе Москвы Илью Владимировича Казарина. Потому что он перед тобой. Что стоит в наше время поменять фамилию? Я очень боялся скандала после всего, что произошло с Лорочкой… Ее сестра – по натуре боец. Но все вышло как нельзя лучше. Я упал с высоты, когда осматривал второй этаж строящегося дома, это было в Подмосковье, где я жил уже три года после того, как с Лорой случилось несчастье… Я повредил себе позвоночник, и у меня начал расти горб. Я очень болел, принимал сильнодействующие гормональные препараты, от которых стал волосатым, как обезьяна… Я за деньги купил себе другое имя. Я стал ДРУГИМ. Я стал Павлом Андреевичем Ломовым. Я вернулся сюда и начал быстро делать себе карьеру. У меня появились деньги. Друзья. Первый человек, родственная душа был Сырцов. Мы понимали друг друга с полуслова. А у него была Полина, которую я терпеть не мог. Но Полина помогла нам с организацией фонда, куда стекались все средства, называемые в народе взятками. Со мной и Сырцовым расплачивались через фонд. Он, как прокурор, решал вопросы, связанные с уголовными делами, выкупал людей, помогал им выпутываться из разных историй, прекращал дела или, наоборот, создавал их из воздуха… Я работал по-крупному, создавая и разоряя предприятия… Ты знаешь, что такое ощущение вседозволенности? Нет, не знаешь, потому что ты – простая смертная, которой недоступны изощренные удовольствия… Вседозволенность – это аллегория счастья. Через мои руки проходили перепуганные до смерти девочки, с помощью которых я наконец-то достиг того, о чем мечтал практически всю жизнь. Я реанимировал свою страсть, свои желания… И многих, очень многих девочек я потом отпускал, потому что у них от страха перехватывало дыхание и они не кричали, а только постанывали или хрипели… А те, кто кричал, умирали. Потому что я не переношу крика…

– Вам доставляет удовольствие рассказывать мне, что вы и есть самый настоящий убийца? Маньяк? Но зачем вам было убивать девочек? Не проще ли было убить себя, грязная скотина…

– Вот как? А еще совсем недавно ты боготворила меня и позволяла бинтовать твое красивое плечико… Я кормил тебя, я ублажал тебя…

– Но зачем? Я не понимаю! Зачем я была нужна вам? Ведь мне не тринадцать лет, а двадцать шесть.

– В том-то и дело, что двадцать шесть. Ты – молодая женщина, красавица, умница… Я хотел доказать самому себе, что я могу иметь нормальную жену, нормальную семью и детей… Что я НОРМАЛЕН. Понимаешь, ласточка, человек НЕ статичен, он находится в постоянном развитии. Очевидно, кончилась полоса острых ощущений, и мне захотелось иметь детей. Да, вот такое чудовище, как я, захотело иметь детей. Я очень богат и не хочу, чтобы мои деньги достались неизвестно кому… Я выбрал тебя, потому что там, на суде, где я присутствовал в качестве заседателя, ты так защищала Зименкова, так умно и бесхитростно себя вела, была так обаятельна, красива и элегантна и одновременно слаба и неуверенна в себе, что я испытал совершенно новое чувство, чего со мной прежде не было…

– Вы были знакомы с Зименковым?

– Был, конечно…

– Так вот откуда мне запомнилось ваше лицо… Да, вы правы, тогда на суде я никого не видела, кроме родителей Саши Ласкиной…

– Саша Ласкина была очень сексуальной девочкой. Она и Евгению Петровичу тоже нравилась.

– Вы бывали у Соболева?

– Ты лучше спроси, кто у него не бывал… Мы там неплохо развлекались… Но у всех, кроме меня, были семьи… Теперь ты понимаешь, почему я позвонил тебе? Ты была нужна мне…

– Нужна? А теперь я уже не нужна вам?

– Видишь ли, ты оказалась такой же стервой, что и остальные, которых интересовали только мои деньги… Я же импотент для нормальной женщины. Меня возбуждают только малышки вроде Валюши Кротовой или Сашки Ласкиной… Но однажды… ОДНАЖДЫ это случилось, и я почувствовал себя счастливым…

– Зачем вы мне все это рассказываете?

– Я хочу, чтобы ты поняла, что такое взрослая жизнь, хочу указать тебе на те золотые рычаги, которые управляют человеческими желаниями, особенно желаниями смерти ближнего… Во-первых, это страсть, животная страсть, которая толкает человека на безрассудства. Во-вторых, это страх смерти, страх разоблачений, страх потери… В-третьих, это желание обладать материальными ценностями, которые дают ощущение власти и свободы, причем свободы безграничной… Об этом мечтала Полина, когда брала билет в Москву… Она собиралась смыться с нашими денежками, нашим фондом, за границу, дурища… Я предупреждал Сырцова, чтобы он закруглялся с ней, что надо ликвидировать фонд и создать что-нибудь новое, с ТОБОЙ во главе.

126